- Да, мне как-то похуй, все эти «петли времени» и прочие философские выкрутасы. Если логика не может объяснить реальные факты, то что-то не так с логикой, а не с фактами. Вот съезди и посмотри на этот фестиваль своими глазами, может быть, тогда успокоишься.

     Как же я не люблю рано вставать! Я страшным усилием воли заставляю себя выбраться из постели, принять душ, проглотить стакан чаю и, прихватив свой фотоаппарат, в семь ровно выскочить на улицу.

     По Борькиным словам, таран произойдёт в 8.20. Дом расположен на Степной, это где-то в Ленинском, за площадью Станиславского. Номер дома не то 43/1, не то 41/3 точно я не запомнил, а спрашивать не хочется. Ладно, на месте разберусь. Сейчас на 58 автобусе до Маркса, а там на любом до Станиславского, а там уже рукой подать.

     Денек сегодня просто очень хорош! Синее небо, в котором ни облачка. Лёгкий сентябрьский ещё даже не морозец, а скорее холодок. Сухие желтые листья ещё только начинают опадать. Жаль только, что автобусы как обычно по утрам забиты под самую крышу. Мне совершенно не понятно, почему из одного заводского района в другой заводской же район едут такие толпы народу. Тем не менее, мне удаётся протиснуться к окошку на задней площадке и, спрятав на груди ФЭД, дремать стоя как боевому коню.

     Без десяти восемь я на площади Маркса. Прямо передо мной не может закрыть двери 4 троллейбус. Не может из-за торчащих из них мужских спин. Я упираюсь в них своим не слабым плечом, и с криком «Подвинулись, граждане ещё на одного человека» протискиваюсь следом. Вжимаюсь грудью в массу тел, ощущая спиной, как с трудом смыкается гармошка дверей. До Станиславского всего три остановки, тем более, из-за переполненности едем, не останавливаясь, и через 10 минут я уже стою на Степной.

     Ничто не предвещает каких-либо особых событий. Только приближающийся рокот мотора всё сильнее отодвигает обычный уличный звуковой фон. С севера показался «кукурузник» Ан-2, самый простой и поэтому самый распространённый самолёт в нашей стране. На нём ещё между райцентрами летают и по северам. Хорошая машинка, хотя и старая уже.

     Самолётик начинает снижаться. Вот делает один круг левее улицы Степной, еще один круг уже почти над самыми крышами. Сейчас будет еще один круг и всё. Надо бежать бегом, если я хочу лично увидеть этот кульбит. Руки в ноги и бегом марш.

     На бегу продолжаю посматривать вверх. Самолёт исчезает из поля зрения, а до ушей доносится грохот взрыва. Над крышей ближайшей хрущёвки взлетает всполох пламени, который через секунду сменяется клубами черного дыма.

     - Вот в рот ебать! Блядь нахуй! – с губ стоящего рядом со мной дворника слетает поток бессвязных эмоций. – Нихуя себе ебануло.

     Я быстро достаю ФЭД и делаю первый кадр, даже не выставляя никаких диафрагм-выдержек. Автоматом он у меня стоит на минимальной диафрагме, день сегодня солнечный, негатив должен получиться резкий.

     Сделав тройку кадров, быстрее бегу во двор. У дальнего от меня подъезда виднеется дымящаяся куча покорёженного металла. Из дыры в стене торчит лопасть пропеллера. Самолет пробил дыру около двух метров в фасаде в районе лестничной клетки между третьим и четвертым этажами. Разлившееся топливо полыхает, угрожая сжечь все квартиры несчастного подъезда. Кроме дыры от удара мотором повреждений стены не видно. Подъезд практически цел, только выбиты стёкла в окнах, и обрушен козырёк над входом, Ан-2 – машина лёгкая.

     Делаю ещё десяток кадров с разных ракурсов, увлёкшись, не замечаю, приезда пожарных и милиции.

     - Молодой человек, а кто тебе разрешил фотографировать место катастрофы? – вдруг раздаётся у меня за спиной строгий голос. – Паспорт у тебя есть?

     - Никак нет, товарищ лейтенант, - я опускаю камеру и оборачиваюсь к офицеру. – Паспорт я обычно с собой не ношу, чтобы не потерять, а фотографирую я просто, чтобы был фотографический материал у нашей доблестной милиции.

     - Разберёмся, - уже более миролюбиво говорит лейтенант, - но в отделение всё равно придётся пройти. Допросим тебя как свидетеля.

     Постепенно двор заполнялся народом. Зеваки и любопытные сбегались посмотреть, что случилось со всех окрестных переулков. Вездесущие бабки рассказывают версию с неверной женой и ревнивым мужем-лётчиком, который таким образом решил наказать блудливую бабу. Снимать что-либо становится уже невозможно, поэтому я обращаюсь к менту.

     - Товарищ милиционер, пойдемте, наконец, в отделение, а то мне, сегодня ещё на лекции надо.

     - От лекций сегодня, считай, у тебя освобождение, - ухмыляется в усы ментяра, - вот сейчас прибудут основные силы, выставят оцепление, тогда можно будет и тобой заняться. Плёнку к слову можешь сразу вынуть, тогда, может быть, фотоаппарат верну.

     В опорном пункте мы оказались только через час. И вот тут начался форменный допрос:

     - Имя, фамилия, год рождения?

     - Место жительства?

     - Живёшь на проспекте Дзержинского… А что делал с фотоаппаратом на Степной?

     - Учишься в НЭТИ… Сегодня у тебя с утра лекция… Как ты оказался на месте происшествия?

     - Ты знаком с лётчиком?

     - С его женой?

     - С кем ты знаком в этом дворе?

     - Как ты здесь оказался?

     Чёрт, чёрт, чёрт, у меня действительно нет правдоподобной легенды. Если рассказать про перемещения во времени, и меня, и Рогова могут в психушку упаковать.

     - Товарищ лейтенант, - я начинаю канючить, - ничего я не знал, фотоаппарат я всегда ношу с собой потому, что фотографией увлекаюсь. На Степную попал совершенно случайно. Сегодня видели, какая погода чудесная? На лекцию идти не хотелось. Вот и пошел, куда ноги понесли, а они меня почему-то сюда к вам на участок принесли. Тут у вас трах-ба-бах, шум, гам, тарарам. Самолёты падают…

     Участковый записывает мой адрес и телефон, место работы родителей, другие личные данные. Узнав, что отец – подпол в областной ГАИ, лейтенант как-то вдруг подобрел. – Ладно, Вадим, дуй на лекции. Если потребуется, мы тебя вызовем.

     Это я как-то легко отделался. Даже удивительно, ведь могли и до утра мариновать. Пока бы всё потушили, эксперты всё бы облазили, только бы к вечеру летёха меня бы допросил. Потом написал бы запрос в Дзержинский райотдел, к утру бы только ответили. Как мне повезло, что батя в ГАИ служит и не в малых чинах.

     Борька и в самом деле не врёт! Очевидно, что знать о таком кульбите сумасшедшего лётчика он мог только из будущего. Этот ревнивый летун, скорее всего, вчера ещё и сам не знал, что он сегодня отчебучит, а Борька нам почти неделю назад про него рассказал.

11. ВО РТУ ОНА ДЕРЖАЛА КУСОЧЕК ОДЕЯЛА

     27 сентября. Комсорг архитектурного факультета Лариса Рыбникова

     Выпавший накануне снег, первый снег в этом сезоне, играл на солнце миллионами бриллиантовых искр и моментально таял на холодном сентябрьском солнце. Лариса жила не далеко от института и чаще всего ходила пешком. Поднимаясь от своего дома на улице Декабристов, она как обычно прокручивала в голове планы на сегодняшний день.

     Только что закончились летние каникулы перед третьим курсом. В первый же день к ней подошёл шустрый первокурсник, кажется Рогов его фамилия. Предложил провести конкурс акварельной живописи для оформления детских больниц города. В начале сентября они оформили больничку на Тургенева, всё руководство было в восторге. Решили, правда, до выхода с каникул старших курсов подождать. Вот уже неделя, а дело с детскими больницами так и стоит без движения. Надо бы объявление повесить о проведении конкурса. Конкурс без приза не бывает. Даже если он благотворительный. Значит надо с профкома денег стрясти, хотя бы для первой премии…

     Приз должен быть ценным. То есть либо деньги, что проще, либо полезный в работе инструмент. Было бы неплохо выставить в качестве первой премии набор беличьих кистей. Неплохо, но где их взять? Альбом по искусству из «Дома книги» тоже вариант, но тут надо было заранее закупаться, так наугад там может ничего приличного не оказаться. Нет, всё-таки деньги самое лучшее. Рублей пятьдесят будет вполне приятно получить любому, а значит, будет смысл участвовать. Кроме этого надо обязательно грамоту от комитета комсомола, а лучше от ректората с печатями и подписями ректора и декана. Что-то мне подсказывает, что лет через двадцать, эта грамота будет гораздо ценнее тех денег, которые человек просто потратит на какую-то ерунду.